Нариман Баттулин:

- Если в двух словах, то генная инженерия — это манипуляция с генами. Когда учёные хотят создать какой-нибудь организм и знают, что, например, большие крылья определяются наличием какого-то конкретного гена, то они берут этот ген у донора, переносят его в другой организм и надеются, что у того тоже вырастут крылья.

Нариман Баттулин:

- Если у вас есть стадо животных, и вы хотите вывести очень мускулистую породу, вы берёте самых мускулистых животных, скрещиваете их между собой, потом то же самое делаете с их потомством, и в результате через сколько-то поколений получаете то, что хотите.

Селекция — это очень мощный метод. Насколько сильно отличается чихуахуа от дога? Или возьмите диких кабанов, которые бегали по лесам Европы, и мини-пиги — поросят, выведенных как животные-компаньоны. Всё разнообразие пород произошло от одного предка и было создано специально.

Однако возможности селекции не безграничны. Чтобы получить какой-то признак, он должен присутствовать в популяции. Если же вы захотите вывести мышь, которая светится под воздействием синего цвета (а это очень удобно и полезно для учёных, поверьте), то у вас ничего не получится, потому что на планете нет ни одной такой мышки. Зато это свойство есть у медуз. И вот тут нужно прибегать к генной инженерии.

Ещё один минус селекции — это очень долгий процесс, который растягивается на годы. Например, для того чтобы получить ту кукурузу, которую мы сейчас едим, ушло около тысячи лет.

Алексей Кочетов:

- Например, чтобы придать картофелю устойчивость к гербициду, в его геном вставляется маленький кусочек гена из микроорганизма, который этой устойчивостью обладает. Вы можете взять этот ген откуда угодно, и он ничего не придаст, кроме этой одной функции, однако после этого сразу изменяется агротехнология: вы обрабатываете картофель гербицидом от сорняков, и все растения на поле погибают, кроме трансгенной формы. Очень удобно и выгодно.

Нариман Баттулин:

- Не всегда учёные могут получить нужное действующее вещество для лекарства традиционным способом. Проблема возникает, когда это вещество вырабатывается нашим собственным организмом, например, инсулин. Если исходить из традиционной логики, то мы должны «наработать» человеческое тело в больших количествах, меленько его нарубить и выделить оттуда инсулин. Понятно, что так делать нельзя. Тогда приходит на помощь генная инженерия.

Для это используют живые биореакторы – например, коров, в молоке которых содержится очень много белка. Генный инженер переносит ген человека в ген коровы и делает так, чтобы нужные ему белки выделялись из молока животного.

Нариман Баттулин:

- В нашей лаборатории мы создавали такой молочный биореактор, чтобы получать белок, необходимый для стимулирования деления кроветворных клеток. Исследования проводили на мышах.

С помощью очень тонкой иглы, тоньше человеческого волоса, мы вводили ген человека, который будет продуцировать нужный белок в молоко, в эмбрион мыши. Всё это делали в чашке Петри под микроскопом с помощью специальных манипуляторов, а дальше самое сложное – нужно было вернуть этот эмбрион в организм матери. Пришлось проводить настоящую операция ЭКО. Всё получилось, но затем требовалось эту трансгенную мышку подоить. Руками это сделать нереально, тогда мы соорудили очень маленький доильный аппарат. С одной мышки можно получить молока объёмом с дождевую каплю, но, к счастью, для современной биологии этого достаточно.

На мышах мы не остановились и вывели трансгенных коз – технологию отрабатывали в нашем институте, а саму операцию проводили в Бразилии. Сейчас они там уже размножились, и всё потихоньку движется в сторону более прикладных задач – добычи этого белка из молока и сертификации лекарства.

Алексей Кочетов:

- В науке нет доказательств опасности ГМО. Каждый день люди съедают около одного грамма чужой ДНК, которая благополучно переваривается в пищеварительной системе. В двенадцатиперстной кишке есть специальные ферменты, которые разрушают ДНК и РНК, и человек усваивает их. Мы эту ДНК можно сказать едим, и при этом она вся чужеродная!

За рубежом генно-модифицированные культуры проходят очень жёсткое тестирование, практически как лекарства для людей, а недавно нобелевские лауреаты обратились с призывом к экологам покончить с заблуждениями о вреде ГМО. В массовом сознании выработался стереотип, что ГМО – это плохо, потому что название страшное. Так что здесь многое находится на стыке объективных знаний и субъективных представлений.

На самом деле получение новых сортов сельскохозяйственных растений, то есть селекция – это получение мутантов радиационным или химическим способами. А их никто не проверяет так, как генно-модифицированные организмы.